Небольшое племя бигфутов путешествует по лесу, ищет сородичей, сталкивается со следами вторжения человека, переживает утрату и приходит к экзистенциализму.
Что бы ни гласила поговорка, в одну реку очень даже можно войти дважды. Особенно если эта река — «Сандэнс». Пранк Дэвида и Нэйтана Зеллнеров, вышедший из-под контроля, начался в 2011 году с короткометражки «Sasquatch Birth Journal 2»: на протяжении четырех минут самка сасквоча рожала детеныша, взобравшись на дерево. Несмотря на то, что фильм попал в программу американского фестиваля независимого кино, не каждый в те годы мог догадаться, что упражнение в катарсисе дойдет до полного метра (и снова окажется на том же самом смотре).
«Лохматые предки» (они же — «Закат снежного человека») сошли бы за кинематографический эксперимент, если бы не ремесленнический угар братьев Зеллнер. При желании умелый мастер может припаять кофейник к сапогу, выдавая получившееся изделие за контейнер для уринизации. У режиссеров подобное желание, к добру иль к худу, было.
Стилизация под красочный документальный фильм про животных от условной BBC долго и, чего греха таить, нудно (и это несмотря на залитые солнцем кадры Майка Гиулакиса и потрясающие леса Северной Калифорнии) прошивает хронометраж от макушки до пят. Следом в ход идет психоделический саундтрек от The Octopus Project, который феноменальным образом контрастирует с творящейся в кадре идиотией. Зеллнеры в голос хохочут то ли над «Битвой за огонь», то ли над «Космической одиссеей 2001», и разве что не вставляют смех в окончательный монтаж, как Кевин Смит в «Бивне».
Гоминиды, как и положено диким существам, буднично занимаются своими делами: спариваются, вычесывают блох, едят растения и рыбу, плодятся, активно коммуницируют и фрустрируют. Подчеркнутая документальность этого процесса вдребезги разбивается о телесность и гипетрофированность. Братья, не таясь, развлекаются демонстрацией, кажется, всех выделений, на которые только способен живой организм: от мочи и фекалий до рвотных масс и грудного молока. Титульные сасквочи, только что находившиеся в естественной среде обитания, в следующую секунду «эволюционируют» до комической условности, не имеющей отношения к дикой природе. Напротив, более всего происходящее на экране походит на кульминацию студенческой вечеринки или бытовую зарисовку из стереотипного трейлерного парка. Впрочем, Райли Кио, в гневе испражняющаяся на пасторальный калифорнийский асфальт — зрелище действительно уникальное.
Саунд-дизайн служит дополнительным инструментом для местной вакханалии: звуки, сопровождающие процессы ковыряния в носу, регулирования движения слизистых выделений в гайморовых пазухах и поедания блох и слизней, выкручены на максимум.
Финальным аккордом для разрушения единого впечатления от просмотра становится режиссура Зеллнеров. Они используют все монтажные и художественные приемы, которые пришли им в голову в конкретный момент времени. Блоки разделены титрами с названиями сезонов, как будто на экране — «Весна, лето, осень, зима... и снова весна» Кима Ки-дука. Большие панорамы сменяются экстремально крупными планами. Буквально из ниоткуда появляется семидесятнический краш-зум, а однажды кадр распиливается надвое с параллельным монтажом: не то чтобы все это было нужно для поездки, но раз начал коллекционировать приемы, то иди в своем увлечении до конца.
Когда камера не занята созерцанием самки бигфута, обнюхивающей пальцы после почесушек в промежности, в «Лохматых предков» проникают серьезные сентенции, например, поиск сородичей под душераздирающие крики и надсадный саундтрек. Или взаимодействие с человеком. В этом аспекте братья-постановщики действуют элегантно и изящно: пушистые гоминиды никогда не вступают в прямой контакт с homo sapiens, но деструктивная деятельность людей ощущается и имеет последствия как для персонажей, так и для окружающей (вполне реальной) действительности.
Разнородные и агрессивные элементы пожирают друг друга, оставляя рваное впечатление, требующее лечебной или хотя бы маскировочной повязки. Западные критики en masse выбрали тон «амбициозное кино». Тезис удобный: то, что смастерили Дэвид и Нэйтан Зеллнеры и правда любопытно хотя бы на уровне бытового дискурса, не говоря уж о серьезной культурной аутопсии. Вот только сам факт существования «Лохматых предков» гораздо занятнее того, что находится внутри 88 минут хронометража.
