Всеобщий любимец Эдвард Нортон успел сыграть много выдающихся ролей. Киномания решила вспомнить десять знаковых фильмов с участием актёра.
кадр из фильма
Свою первую — и сразу почти главную — роль актёру случилось сыграть в фильме Грегори Хоблита, проходном, по большому счёту, для его старшего экранного партнёра Ричарда Гира (чей день рождения, кстати, также приходится на конец августа). Зато Нортон не просто показал себя широкой аудитории, но умудрился примерить маску, которая будет преследовать его ещё долгие годы. Вариации на тему того же то ли слабоумного, то ли психически нестабильного подсудимого-заики можно усмотреть и в «Бойцовском клубе», и в «Это случилось в долине», и особенно в «Медвежатнике» Фрэнка Оза — тамошняя «двойная роль» выглядит почти что аккуратной самопародией.
Ценность «Первобытного страха», разумеется, не ограничивается тем знаменательным обстоятельством, что талант Нортона тут разом явился миру и окреп. Фильм Хоблита — скрупулезно выстроенная, почти образцовая судебная драма, которая к тому же тонко играет на ожиданиях и обманах зрителя: водит смотрящего за нос и одновременно заставляет не забывать, что перед ним — кино со своими условностями, и обманывает ожидания, как только он расслабится, чересчур в это поверив.
кадр из фильма
Снова заручившись поддержкой сильного экранного партнёра — на сей раз не осеняемого лучами славы Гира, а мятежного Фёрлонга, — в «Американской истории» Нортон сыграл одну из двух ролей, благодаря которым его имя и стало известно всем и каждому. Снова «остросоциалка» — хотя неонацисты «Истории», конечно, выписаны куда конкретнее и страшнее, чем абстрактные священники-извращенцы «Первобытного страха». И снова фирменное раздвоение личности — точнее, её решительный слом; причём, как учит концовка, устаканивать отношения между своими внутренними демонами и окружающим миром у героя Нортона традиционно выходит только за счёт других. «Американская история» — обязательный пункт при изучении массового киноканона девяностых, и довольно сложно добавить что-то к её немеркнущей славе. Интересно обратить внимание, что, в сущности, весь фильм выполнен в весьма традиционном духе: многое, что было в Голливуде в ходу в середине столетия, обретало второе дыхание как раз перед самым его окончанием. Так, при всей своей жёсткости и злободневности, «История» оказывается ещё и данью уважения вполне традиционным, даже старинным методам киноповествования.
кадр из фильма
А вот этот фильм уже вряд ли могли бы снять в пятидесятых, и вовсе не потому, что проблемы, которые он в избранном Палаником и Финчером развязном тоне затрагивает, не были актуальны несколькими десятилетиями ранее. Но этого постановщика уже никак не назовешь традиционалистом: он смотрит в будущее, и даже зрелище рушащихся небоскрёбов, которое оттуда проглядывает, его не пугает. Нортону в «Бойцовском клубе» выпало идеальное амплуа: герой без имени и личности, пустой сосуд, который заполняется «по ситуации»: то дорогостоящими дизайнерскими интерьерами, а то и проповедями всемирной безденежной анархии. В своё время «Бойцовский клуб» производил впечатление как раз ёмкостью бунтарских формулировок, которые запоминаются влёт, как и правила самого клуба. Однако из далеко не гениальной книжки, написанного злым и расчётливым провокатором Палаником, Финчер при немалом участии своего главного актёра смог вытянуть и ещё кое-что: драму о человеке, теряющем ощущение границы между внешним и внутренним мирами. Бунт станет для него лишь одним, и далеко не самым успешным способом собирать себя по частям; ну а в чём он найдёт-таки спасение — мы, ради тех читателей, которые по какому-то удивительному стечению обстоятельств «Клуба» не смотрели, пожалуй, рассказывать не будем.
кадр из фильма
В любом своём фильме, даже играя отрицательных героев, сам Нортон производит впечатление приятнейшего человека, но что он в чистом виде святой — становится ясно после знакомства с его единственным пока что режиссёрским опытом. Устав от всех мрачных сюжетов, какие приходилось отыгрывать в девяностые, Нортон пригласил Бена Стиллера и на пару с ним разыграл бесхитростный и обаятельный ромком с религиозной подоплёкой. Особых откровений от «Сохраняя веру» ждать не следует; да и вообще, понять, что собой представляет фильм, можно уже по первым пятнадцати минутам, где вполне обозначаются и завязка, и развязка романтической коллизии. Зато с дружеским визитом на съёмочную площадку заглянул, попыхивая сигарой, Милош Форман, у которого Нортон недавно играл в «Ларри Флинте» (и облачился, как и все прочие герои, в рясу священнослужителя). Зато этим фильмом вполне можно залечивать раны, нанесённые прошлыми жестокими и страшными ролями Нортона: актёр будто бы сам испугался за своих поклонников и решил объяснить им в максимально доступной форме, что жить не так уж страшно, а мир — состояние для людей не только легкодостижимое, но и вполне естественное.
кадр из фильма
Некоторая субтильность Нортона неизбежно проглядывает даже сквозь мастерски надетую маску «тафгая», и никем это пока не использовалось удачнее, чем Спайком Ли. Пригласив актёра на главную роль человека, который вот-вот отправится за решётку, режиссёр уже одним этим выбором чётко подчеркнул малоприятную субординацию, царящую, по его наблюдениям, на нью-йоркском криминальном дне. Герой Нортона, преуспевающий (преуспевавший) наркодилер, может выглядеть каким угодно крутым парнем, но по сравнению с толпой условных russian mobster’ов он всё равно почти ничего из себя не представляет (трогательная деталь на злобу дня — кратенький разговор героев о том, отличаются ли чем-то друг от друга russian и ukrainian мобстеры). Но Ли, автор, до крайности одержимый «расовым вопросом», разумеется, превращает историю своего героя в историю борьбы стихий — какими для него оказываются разные расы, национальности, социальные слои и возраста. Обожаемый режиссёром Нью-Йорк сводит его с ума: не вынося окружающего хаоса, он начинает на свой лад раскладывать его по полочкам, составляя своих героев — они же ходячие представители каждый своего «круга» — в разнообразные комбинации: вот пуэрториканка плюс белый парень, вот преподаватель с ученицей, вот отец с сыном. Актёры могли бы совсем исчезнуть под тяжестью этой хитроумной конструкции, но этого не происходит: Нортон бичует хаос в программном монологе, состоящем почти полностью из слова fuck, а затем проживает все конфликты своей жизни разом в ходе бесконечной «прощальной вечеринки дяди Николая», и в итоге выдаёт пусть и не самого глубокого своего персонажа, но одну из лучших своих ролей.
кадр из фильма
Безыскусный триллер Дэвида Джейкобсона знаменует собой период, когда в карьере Нортона неожиданно закончились «крупные хиты». Актёр будто бы ушёл на периферию и со времён «25-го часа» не сыграл ни в едином «манифесте» и не выдал ни одного «поколенческого монолога». Зато стал получать удовольствие от «маленьких радостей жизни»: вот, к примеру, здесь, в простенькой мелодраме, ближе к концу превращающейся в осовремененный вестерн, Нортон смог попрактиковаться в южном акценте и вообще поиграться в ковбоя. Роль в «Долине», вне всякого сомнения, далась актёру легко, и откровений от неё ждать не следует: лёгкие расстройства психики, которые грозят перерасти в тяжёлые, неуверенность в себе, за которой скрывается жажда контроля, — всё это Нортоном уже давно было изучено, а здесь просто приукрашено ковбойскими шляпой и жилетом. В любой карьере случаются и такие фильмы тоже — и свидетельствуют они скорее не о кризисе, но о конце первого «взлёта», который предвещает будущую «зрелость».
кадр из фильма
Одна из двух попыток Нортона в 2000-е годы всерьёз приобщиться к новому голливудскому мейнстриму: одна из них, «Халк» Луи Леттерье, вовсе не так плоха, как о том принято думать, но была почему-то встречена дружным «бу-у», вторая же стала выходом на территорию не супергеройского боевика, но триллера, предельная условность которого смазана внушающим невольное почтение историческим флёром (последний подчёркивают ядрёные цветовые фильтры, почему-то принесшие оператору «Иллюзиониста» Дику Поупу номинацию на «Оскар»). От прочих «умных» блокбастеров своего времени «Иллюзионист» отличается в первую очередь тем, что не старается казаться слишком умным: заявленная с первых же кадром сказочная интонация держится до самого финала, сопровождаясь парой сюжетных твистов (в фильмах с участием Нортона они, по прошествии лет, уже не кажутся такими неожиданными). В соответствии с общей интонацией — скорее лёгкой, чем напряжённой, — работают вполсилы, по инерции, и главные актёры: и Нортон, и его сочувствующий противник Пол Джаматти. Однако, даже такой несложный этюд «из жизни графов и князьёв» в исполнении этого дуэта — уже немалое удовольствие.
кадр из фильма
В мрачной почти до заунывности криминальной драме Гэвина О’Коннора Нортону представился очередной шанс сыграть «крутого парня» — на сей раз совсем уж без дураков. В отличие от солидной толпы малахольных героев, сыгранных актёром, здешний «последний честный полицейский» если и походит на дурачка, так разве что тем, что до последнего отказывается втягиваться в тёмное криминальное болото, в котором увязают все его коллеги и ближайшие родственники. Даже если благодарный зритель будет убеждён в необходимости существования очередной драмы о продажных копах, он, наверное, согласится, что «хорошему парню» во всей этой заварухе развернуться особенно негде. «Гордость и слава» — это, в первую очередь, фильм Колина Фаррелла, чья обросшая щетиной физиономия будто создана для того, чтобы по ней мечтали ударить битой в припадке мстительной ярости все обитатели гетто на свете. Нортону тоже уделено приличное экранное время, и он отыгрывает его достойно — но, по сравнению с другими героями, которые доводят друг друга до суицида или замахиваются на младенцев горячими утюгами, роль «парня, который наводит порядок» всё равно кажется скучноватой.
кадр из фильма
Совсем другое дело — «Травка», бенефис Нортона сразу в двух ролях — угашенного южанина с карикатурным прононсом и собственной фабрикой по выращиванию «травы будущего» и его брата-близнеца, всю свою жизнь мучительно боровшегося с тем же прононсом, чтобы студенты не смеялись, слушая его рассказы об Эпикуре и Хайдеггере. Почему-то до безумия полюбившаяся покойному Роджеру Эберту немного неполиткорректная, но, по сути, добрая комедия Тима Блейка Нельсона — очередная безделушка, которая подкупает скорее лёгкостью, чем какими-то другими достоинствами. Нет особых оснований предполагать, что, даже после ссоры с Marvel по следам «Халка», Нортону не подвернулся бы очередной контракт в крупнобюджетном проекте. Уход актёра на «инди»-территорию выглядит вполне осознанной и внушающей уважение позицией: судя по всему, Нортону пока так и не удалось почувствовать себя своим в изменившемся с конца 1990-х американском мейнстриме. Зато, благодаря фильмам вроде «Травки», у него появляется повод похихикать над ним, оставаясь в стороне.
кадр из фильма
Вполне закономерным итогом всех многочисленных вылазок Нортона на «фестивальную» территорию стал союз с Уэсом Андерсоном. Вступив в режиссёрский пантеон на правах «нового Оуэна Уилсона», актёр, надо полагать, со временем займёт там и более прочные позиции. В большей мере об этом свидетельствует «Отель "Гранд Будапешт"», где на экране появляются оба. Однако роль в «Королевстве» чуть интереснее с точки зрения того, что делает на экране Нортон, да и вообще пока что остаётся главной его ролью за 2010-е годы. «Королевство» — фактически первый фильм с участием Нортона, снятый о подростках и для них же, со времён «Американской истории», и та пропасть, которая лежит между этими двумя картинами, говорит о том, как изменились времена, лучше слов. Будучи в чистом виде «героем девяностых», Нортон не до конца вписывается в изменившиеся обстоятельства, но по-прежнему старается держать руку на пульсе. Каков будет его следующий карьерный шаг и как он совпадёт с изменчивой кинематографической конъюнктурой — сказать невозможно; эта непредсказуемость по-прежнему остаётся главным козырем актёра.