Повесть о том, как поссорился Протей с Прометеем: Рецензия на фильм «Маяк»

Дмитрий Молчанов рассказывает о втором фильме режиссера «Ведьмы» Роберта Эггерса — номинированном на «Оскар» за операторскую работу монохромном арт-хорроре, герои которого явно не в ладах с реальностью.

На крошечном скалистом островке у берегов Новой Англии несут вахту два смотрителя маяка — суровый морской волк Томас Уэйк (Уиллем Дефо) и его помощник, бывший лесоруб, назвавшийся Эфраимом Уинслоу (Роберт Паттинсон). Томас день за днем пьет, травит моряцкие байки, по-раблезиански шумно портит воздух и отчего-то не подпускает помощника к фонарю маяка, заставляя «юнца» заниматься черной работой. Но Эфраим не оставляет надежды добраться до фонаря, будто считая, что в свете маяка есть что-то мистическое.

В драме (почти хорроре) Ингмара Бергмана «Как в зеркале» маяк становится проводником безумия главной героини — его свет и рев будто бы разрывают для нее (и не только для нее) ткань реальности. Нечто подобное происходит и с персонажами второго хоррора Роберта Эггерса — постановщика сенсационной «Ведьмы». Используя в качестве пункта отправления неоконченный рассказ Эдгара Аллана По и реальные события (как и в триллере 2018 года «Исчезновение»), братья Эггерс сочинили максимально простую и прозрачную историю обыкновенного безумия, которая кажется запутанной только на первый взгляд. Многочисленные оттенки серого здесь украшают лишь монохромную упаковку, не имея никакого отношения к содержанию: дело обычное — люди сходят с ума от изоляции, одиночества, бушующего моря снаружи и огненного моря алкоголя внутри.

Однако даже в этих нехитрых координатах Эггерс резвится не менее активно, чем в новоанглийской сельской глуши в «Ведьме»: на этот раз он обращается к древнегреческой мифологии, ассоциируя своих героев с Протеем и Прометеем — первый, как ему и положено, меняет личины в диапазоне от испускающего газы и злобу старика до лавкрафтианского монстра, второй замышляет похищение огня. Весь этот расклад с противоборством двух стихий и сном разума, рождающим чудовищ, Эггерс даже не пытается как-то маскировать — кажется, игра в чисто кинематографические заимствования увлекает его куда больше, чем вуалирование мифологем. «Маяк» ближе к финалу кажется чем-то вроде цитатника — даже если режиссер этого не планировал, в фильме нетрудно разглядеть целую череду приветов, причем не только классике, но и картинам сравнительно недавним (например, «Острову проклятых» Мартина Скорсезе).

В первую очередь Эггерс, конечно же, кланяется своему любимому немецкому экспрессионизму (но не превращаясь при этом в Гая Мэддина) — «Маяк» с его кадром 1,19:1 временами кажется фильмом Мурнау или Вине. На монохромную экспрессионистскую основу с разным нажимом нанесены разные штрихи: где-то проскочит уже упомянутый Бергман, где-то Хичкок (чайки тут и впрямь на редкость наглые), где-то Тарковский (с ним картину сравнивал Дефо, которому еще в «Антихристе» хорошенько досталось), где-то Кубрик — с «Сиянием» как примером сумасшествия в изоляции и финалом «Космической одиссеи» как образцом бэд-трипа, каковым для героя Паттинсона становится эта бесконечная вахта (тут же вдобавок вспоминается и совсем уж свежая «Мэнди»). Что при этом происходит с героями в этой мифической мясорубке, знать не так уж обязательно: чем все кончится, более или менее понятно с самых первых кадров.

Любопытно, что, в отличие от «Ведьмы», «Маяк» абсолютно не пугает в привычном для жанра ключе, но пару раз нагоняет жути. Больше того, здесь довольно много смешного, и от этого временами тоже становится жутковато. Впрочем, новое кино Эггерса все же слишком похоже на завораживающую своей красотой галерею графики — как хоррор (пусть даже с приставкой «арт») оно не способно пронять по-настоящему глубоко, до внутренней дрожи. «Маяк» — что-то вроде экскурсии с обстоятельным комментарием культуролога: это интересно, но не захватывает.

Как и два других самых актуальных американских хоррормейкера, Джордан Пил и Ари Астер, Эггерс принимает миф с распростертыми объятиями, но, в отличие от коллег, работающих в декорациях современности, уже во второй раз облегчает задачу восприятия, отправляя своих героев в те эпохи, когда стена между реальным и потусторонним мирами еще не была так крепка. Поэтому зрителю принять условность «Ведьмы» и «Маяка» так же просто, как герою Паттинсона, угодившему в зазеркалье, сотканное из ритуалов, примет и суеверий, слететь с катушек.

Поделиться