28 ноября 1953 года бактериолог и специалист по биологическому оружию Фрэнк Олсон, работавший на ЦРУ, выпал из окна тринадцатого этажа нью-йоркского отеля Statler. Семью покойного — жену, двух сыновей и дочь — известие о смерти 43-летнего мужчины повергло в шок, но еще сильнее их удивляли вскрывающиеся раз в 20-30 лет новые подробности.
На Netflix вышел мини-сериал «Уормвуд» (Wormwood) — документально-игровая работа классика неигрового кино Эррола Морриса, прославившегося в 1988-м картиной «Тонкая голубая линия». Там Моррис воспроизвел историю несправедливо осужденного за убийство Рэндолла Адамса, для драматического эффекта дополняя интервью свидетелей игровыми вставками. Адамса, к слову, выпустили через год после премьеры фильма.
Тридцать лет спустя документалист обнаружил еще более поразительный сюжет — про Эрика Олсона, старшего сына бактериолога Фрэнка, который больше шестидесяти лет пытался выяснить, что же на самом деле произошло с отцом в злосчастном номере. Сперва семейство Олсонов смутило слово «выпал» (как вариант — «выпрыгнул»), плохо увязывавшееся с его последним звонком домой. В 1975-м, когда Рокфеллеровская комиссия рассекретила часть данных по проекту ЦРУ «МК Ультра», выяснилось, что за девять дней до трагедии Фрэнку Олсону подмешали в напиток ЛСД. Семье покойного выплатили некоторую сумму, а президент Джеральд Форд принес извинения (Эрик иронизирует, что они единственная семья, перед кем извинился сам президент). Вера Эрика Олсона в то, что отца убили, только крепла и обретала новые подтверждения.
Wormwood придуман и снят как замысловатый коллаж — подробное интервью Морриса с Эриком Олсоном перемежается диалогами с другими свидетелями, «вырезанными» заголовками газет, фотографиями тех лет и игровыми вставками, где Фрэнка Олсона изображает Питер Сарсгаард. Художественное решение режиссер позаимствовал из оброненной Эриком фразы, что в какой-то момент он увлекся коллажами. От себя Моррис добавил «звучащие» рефреном видеоцитаты из «Гамлета» с Лоуренсом Оливье — именно этим героем Шекспира документалисту видится Эрик Олсон, больше полувека искавший правды.
В финале шестисерийной эпопеи вскрываются истинная тема сериала и библейская отсылка, вынесенная в заглавие и прозвучавшая за кадром минимум дважды. Эррола Морриса в истории Эрика Олсона страшно заинтересовало, как человек ищет ответы на вопросы, но вместе с тем — становится ли ему легче от этих ответов или собственной правоты. Название Wormwood, которое можно перевести, как «Полынь», даёт однозначный ответ. Еще более однозначный озвучивает перед финальными титрами сам Эрик Олсон.
Немного удивительно, что для этого откровения Моррису и Netflix понадобилось почти шесть часов повествования, затянутого столь же мучительно, как многолетнее расследование Эриком смерти отца. О том, насколько искусственно Wormwood растянут, сигнализируют повторяющиеся кадры и то, как игровые эпизоды дублируют рассказанное Олсоном. Хотя истинное их назначение, конечно, — визуализация предположений, обтекаемо подтвержденных версий.
Тут фирменный приём Эррола Морриса, давно подхваченный и скомпрометированный плохой телевизионной журналистикой, дает сбой. Игровые элементы оказываются уместны на протяжении шести эпизодов документального шоу лишь однажды — в открывающей сериал сцене. Это жуткий и завораживающий, переполненный саспенсом эпизод, в котором ничего (пока) не происходит. Как только гипноз разрушают титры и первый монолог Эрика Олсона, повторить этот эффект Моррису уже не удается. Игровые сцены становятся обузой, перебивающей настроение документального рассказа. Вдобавок — стильной трусостью: только так в Wormwood’е можно показать события 1953-го, о которых страшится говорить даже журналист, написавший не одну резонансную книгу об американской политике.
Строго говоря, эти мастерски снятые фрагменты нужны лишь для того, чтобы до поры до времени наталкивать на мысль, что герой сериала Фрэнк Олсон, а не его сын. И только в повествовании о Фрэнке Олсоне они имеют хоть какой-то смысл. Иначе сериал начинает противоречить собственной образной системе, и «призрак отца Гамлета» внезапно обретает плоть и кровь, становится не закадровой, а вполне осязаемой фигурой повествования. Верить же в эту обманку удается максимум эпизода до второго — слишком уж редки эти дорогие сценки из 50-х, слишком уж сфокусирована история на рассказах Эрика, который периодически двоится, троится и восьмерится в кадре.
В основе Wormwood’а лежат, безусловно, две впечатляющие истории, рассказанные настолько стильно, богато и технично, насколько позволяют ресурсы Netflix. Выглядели бы они еще эффектнее, если бы Эррол Моррис не упивался собственным чутьем (ранее он умудрился сделать затянутой даже 76-минутную картину «Сторона Б. Портретная фотография Эльзы Дорфман»). Вдобавок за кадром у него не смолкает навязчивая фортепианная музыка — верная спутница дешевых режиссерских манипуляций. Как говорится, есть повод задуматься.
