Закончившийся на днях «Кинотавр» чествовал «Аритмию» — картина удостоилась главной награды, приза за лучшую мужскую роль (Александра Яценко) и приза зрительских симпатий. Вслед за «Нелюбовью» лента Бориса Хлебникова претендует на звание одного из важнейших отечественных фильмов этого года, но делает это скромнее, с очень человеческой интонацией.
Олег (Александр Яценко) и Катя (Ирина Горбачева) — ярославские врачи. Он — на скорой помощи, она — в приемном покое. В браке они уже несколько лет, но в последнее время что-то пошло не так: на семейном ужине у родителей, где Олег снова налегает на спиртное, Катя отправляет мужу смс: «Давай разведемся». Сердцебиение учащается: напряжение дома совпадает с трудностями на работе, где новый начальник требует выполнять норму, а не спасать людей.
Сюжет «Аритмии» — по сути, бесконечная история, выхваченная сценаристкой Натальей Мещаниновой («Комбинат "Надежда"») в самый драматический момент. Можно сказать, что это хроника первого большого кризиса — было бы излишне оптимистично видеть в финале картины хэппи-энд. Просто гуманизм Хлебникова не позволяет ему заканчивать истории живых людей на траурных нотах. «Живое» — наиболее подходящее и часто употребляемое по отношению к «Аритмии» слово. На фоне российских фильмов с их героями-карикатурами и героями-высказываниями Катя, Олег и весь второй и третий план ленты выглядят почти документально. Известная рунету по роликам в инстаграме, а театралам — по Мастерской Фоменко, Горбачева одними глазами рассказывает о героине все то, что не уместится в самый блистательный монолог. Яценко снова демонстрирует богатую мимическую гамму, ни разу не допуская хлопотания или фальши. Это приятные и неидеальные люди, ежедневно спасающие чужие жизни, но теряющиеся, когда на операционном столе оказывается их брак.
Кажется, что у Хлебникова получилось в потенциале по-настоящему народное кино — не кривляющееся, не сгущающее краски, добродушное, но без сахарного оптимизма. Камера Алишера Хамидходжаева не надзирает величественно за героями, а выступает глазами зрителя, который невольно наблюдает череду «интимных» сцен — от семейных ссор до общения с пациентами и начальством. Ритм картины при этом вырастает от легкого дыхания до гула в ушах — самая точная умозрительная схема — ничто без чуткого сердцебиения. А звучать в унисон с «Аритмией» зрителю не мешают никакие обобщения — их он волен дорисовать по собственному усмотрению.
