Жизнь Ли

Тайванец Вэй (Уинстон Чао) живёт на Манхэттене счастливым гражданским браком с голубоглазым американцем Саймоном (Митчел Лихтенштейн). Жизнь омрачают лишь проблемы с купленным на отцовские сбережения зданием, на ремонт которого никогда нет денег, и щемящие аудиописьма на кассетах от матери, которая беспокоится, что у сына до сих пор нет жены. В порядке одолжения Вэй заполняет анкету в брачном агентстве, заявляя самые невозможные параметры для избранницы мечты (оперная певица ростом не менее 1,77 м — это для китаянки-то, знание пяти иностранных языков, две учёные степени). Через океан несётся ответ: ждите — высылаем. Встреча в Нью-Йорке обнажает бесперспективность знакомства. Тогда Саймон предлагает написать родителям, что невеста есть, но рассказать о нёй уже два года как страшно — ведь она из континентального Китая. Мистер и миссис Гао прилетают едва ли не первым самолётом, ведь их сыну нужна настоящая восточная свадьба.

Вторая полнометражная работа Энга Ли, разместившаяся в серединке его «тайваньской» трилогии. Режиссёр берёт за основу ветхую даже по меркам начала девяностых сюжетную конструкцию с фиктивным браком и обязательно надрывной, шумной свадьбой по этому поводу, и легко балансирует между нравоучительной патетикой и трёхгрошовым ситкомом. Идеологическая колея, на которую режиссёр ставит свою тележку (и без видимых усилий везёт двадцать лет), уже здесь глубока и неизменна. Весь Ли — про чужаков, отверженных, жертв обстоятельств, осваивающих новую жизнь, и конфликт поколений, даже не конфликт, а то, что в английском называется generation gap: зазор, которого старшие не понимают, а младшие — стесняются. На этих рельсах получивший американское кинообразование сын китайского педагога, эмигрировавшего в Тайвань в 1949 году после поражения Гоминьдана, въедет в высшую лигу лучших режиссёров современности. Такая идеологическая биполярность сильно повлияла на режиссёрскую оптику Энга Ли. Обратной стороной стал приклеившийся и очень поверхностный — как и все ярлыки — ярлык режиссёра-хамелеона, способного одолеть любой материал и всякую географию. Темы-то у Ли всегда плюс-минус одни и те же, меняются лишь сюжеты. И да, в «Свадебном банкете» есть его единственная мимолётная актёрская работа, объясняющая, почему китайцы только кажутся тихим, дисциплинированным народом.

Мастер Чу (выдающий Лун Сихун, рекордсмен по количеству появлений в фильмах Ли — их у него четыре) ждёт на ужин трёх своих дочерей. Старшая работает учителем в школе и лечит давние, никак незаживающие душевные раны христианством. Средняя, самая современная и раскрепощённая, успешно делает карьеру в авиакомпании и вот-вот должна упорхнуть из отчего дома. Младшая, лёгкая и наивная, работает в закусочной и учится. Сам Чу — национальное кулинарное достояние, лучший повар Тайбэя, с возрастом теряющий вкус, но не прекращающий готовить фантастические блюда — на опыте, руки всё знают сами.

Самый громкий крик азиатского кино девяностых — потеря национальной идентификации (основной повесткой следующего десятилетия станут поиски в тёмных глубинах эго) — подан в «Есть, пить, мужчина, женщина» настолько тактично и универсально, что ближе к фееричному финалу, осознаёшь не только режиссёрскую мудрость Энга Ли, но фантастическое чутьё продюсеров, выбравших его для экранизации «Разума и чувств». Очень восточная семейная история про кухню, старика и трёх его дочерей — с её умными, тонкими героинями и чередой не стоящих их мужчин — оказывается очень «джейностиновской». Ли — прекрасный рассказчик, как никто другой умеющий менять регистры и бесшовно сшивать воедино разные судьбы.

Патриарх семейства Дэшвудов (Том Уилкинсон) на смертном одре велит старшему сыну Джону (Джеймс Флит) поддерживать его супругу (Джемма Джонс), мачеху Джона, и трёх её дочерей. Тот, по всему видно, не против, но привык слушать подколодную супругу Фанни (Харриет Уолтер), у которой свои виды на фамильный капитал. Несчастным и почти разорившимся, но гордым женщинам Дэшвуд приходится сначала сократить до минимума штат слуг, а потом и вовсе искать новое жильё поскромнее — в родовое поместье заселяется Джон с женой. До этого старшая из дочерей Элинор (Эмма Томпсон) успевает запасть в душу брату Фанни Эдварду (Хью Грант), который, несмотря на кровное родство с врагом номер один, оказывается человеком достойным и обаятельным. Мэрион (Кейт Уинслет), средняя, в силу девичьего максимализма и тяги к сильным чувствам, ошибочно влюбляется в бойкого красавца Джон Уиллоуби (Грег Уайз), появляющегося в её жизни на скакуне под звуки раскатов грома.

История гласит, что продюсеры искали постановщика «Разума и чувств» среди варягов, не пробовавших на зуб прозу Джейн Остин. Ли уже к тому времени нашумел — больше среди фестивальной и академической аудитории — своей трилогией и понравился им ровно тем, за что хвалили его ранние фильмы — выверенным, лёгким и остроумным нарративом, сбалансированным между семейным и социальным. Ли осваивает викторианскую Англию, что называется, с колёс — не убавить, не прибавить, так всё точно и монолитно. Ли чувствует (ключевое слово, кажется, к любой его постановке) каждого героя, ловко играя с типажами классической английской литературы, и вносит свою лепту в золотой век костюмных экранизаций, пришедшийся на девяностые. Тогда целой плеяде режиссёров (Джеймс Айвори с лучшими работами «Усадьбой Хауардс-Энд» и «На исходе дня», «Крылья голубки» Йена Софтли, «Эмма» Дугласа МакГрата, непременный минисериал «Гордость и предубеждение» с Колином Фёртом) удаётся выступить единым фронтом против входящего в моду тарантиновского постмодернизма и завоёвывающего территории клипового монтажа. Интонационно вроде бы ничего не изменилось — и Остин, и Доктороу, и Генри Джеймс точно не переворачиваются в гробу, но в их экранизациях появляется воздух.

1973 год. Родители болтают про свингерские вечеринки и обсуждают «Глубокую глотку». Подростки говорят о политике и спешат расстаться с невинностью. Из телевизора вещает Никсон. Все — чужие: президент — стране, отцы — детям, супруги — друг другу. Кругом бьющие точно в цель метафоры эпохи: под ногами — опавшая листва, в прогнозах погоды — ледяной ветер. В таком эмоциональном холодильнике проходят две незадавшиеся вечеринки (ещё одна мощная метафора) — у старшего и младшего поколений.

Горькая история распада семьи и нации. Оба института сильно дискредитированы предыдущим десятилетием и раскалываются от похмелья. Секс переместился в квартиры, спрятался за фасадом американского благополучия. У Ли на руках фантастический сценарий — по книге Рика Муди — Джеймса Шеймуса, его постоянного соавтора и продюсера, позволяющий не только нарисовать портрет эпохи, но и поставить ему диагноз. Когда дети рассуждают о политике — это совсем нездорово, проходили — знаем. Если «Разум и чувства» был фильмом идеальным от замысла до реализации — с продюсерским чутьём, лёгким сценарием Эммы Томпсон и феноменальным британским кастингом, то «Ледяной ветер» — первым великим. Как покажет время, если Ли берётся за большие проекты, то никогда не врёт в деталях и нюансах. В маленьких же — доходит до молекул и вирусов. Не заболеть после них невозможно.

Великий воин Ли Му Бай (Чоу Юнь-Фат) возвращается с гор, где домедитировался до глубокой скорби и полного отказа от боевых искусств. Он передаёт свой легендарный «Меч Зелёной Судьбы» Шу Ли Ен (Мишель Йео) и просит отвести 400-летнее оружие в Пекин его другу господину Те (Лун Сихун). Тот отказывается принять дар, но обещает присмотреть за мечом. Шу Ли Ен знакомится с молодой Джен (Чжан Цзыи), которую родители готовят к свадьбе, не спросив кого она любит на самом деле. В ту же ночь меч крадёт таинственный летучий воин. Все подозрения — на злодейку Нефритовую Лису. Ли Му Бай уже в Пекине, с Нефритовой лисой у него свои счёты — когда-то она убила его учителя.

В «Крадущемся тигре...» Энг Ли впервые прикрывает свой «западный» глаз и полностью совпадает с национальным боевым кинематографом — поэтичным, хореографическим, лишённым всякой гравитации. Поединок в бамбуковом лесу — абсолютная классика даже не фильмов о единоборствах, а всей восточной кинотрадиции. Именно здесь Ли вырастает в мастера, способного говорить самые пафосные вещи с искренней интонацией. Эти категории сегодня почти никому не даются, перекочевали в сказки (спросите у Питера Джексона) и пишутся исключительно с большой буквы — и теми, кто солидарен, и теми, у кого они обычно застревают поперёк горла. Ли обретает этот язык тоже в небывальщине (по-другому западная цивилизация «Тигра с драконом» вряд ли примет), но позже переносит его и на сугубо реалистичный материал.

Первые полчаса смотрятся, как скучное кино про учёных и ВПК. Генетик-бессребреник с детской травмой Брюс Бэннер (Эрик Бана) со своей коллегой и экс-возлюбленной Берри Росс (Дженнифер Коннелли) изучают действие препарата, благодаря которому — под действием гамма-лучей — в организме происходит стремительное восстановление повреждённых клеток. Эксперименты над жабами дают надежду, но лишь на секунды, пока животные не взрываются. Научный прорыв даётся совершенно случайно — когда Бэннер сам получает смертельную дозу облучения, но не умирает. Теперь он способен превращаться в минуты ярости в мускулистого зелёного монстра.

Самый, пожалуй, странный и, точно, неоднозначный кинокомикс Marvel рождался в муках. До того, как в капитанскую рубку забрались Энг Ли и Джеймс Шеймус, проект пережил трёх или четырёх потенциальных режиссёров и с десяток сценаристов (среди них, к примеру, можно обнаружить Дж. Дж. Абрамса и сценариста «Мстителей» Зака Пенна). Раньше — а разработка началась в начале девяностых — Халка хотели стравить то с террористами, то с акулами, сделать смешным нёрдом и продать как хрустящее семейное лакомство. Захват власти тандемом, ответственным за «Ледяной ветер» и «Разум и чувства», привёл к сильному крену в сторону древнегреческой трагедии и бурному флирту с психологией. Ли оказался, кажется, единственным — да простит секта Нолана — режиссёром, кого комикс не заставил играть по установленным правилам. Скорее уж, наоборот — Ли оказался выше материала, подмял его под себя и очевидным образом перегрузил. «Халк» — единственный фильм режиссёра, который следует признать творческим поражением (впрочем, там были проблемы и с кассой). Но это прекрасный провал («Погоня с дьяволом» и «Штурмуя Вудсток» недостаточно крупны по замыслу, потому и рассыпаются с меньшим шумом), только подтверждающий исключительность Ли, как уже даже не мастера, а автора (почувствуйте разницу). Невероятная работа видна в каждом кадре, визуализация бумажного комикса не может не восхищать (пиком становится эпизод транспортировки пленённого Халка), а на финальном диалоге отца (великий Ник Нолти) и сына Бэннеров вдруг понимаешь, что довольно изнурительные два часа — вынужденная полумера, а снимать надо было на двух стульях и на чёрном фоне.

1963 год. Два ковбоя с дурацкими именами, Эннис Дель Мар (Хит Леджер) и Джек Твист (Джейк Джилленхол), нанимаются пасти овец на крутых склонах Вайоминга. Работа вахтовая, предполагающая длительный — на всё лето — совместный быт в разбитом на двоих лагере с тесной палаткой, костром и невыносимо холодными ночами. В одну из таких ночей произойдёт то, из-за чего название фильма оторвётся от его художественной ценности и пойдёт гулять по наиболее неполиткорректным уголкам планеты и интернета.

После большого студийного проекта, каковым был «Халк», Ли решил сосредоточиться на материале меньших масштабов и трудозатрат. Он снова, как и в «Халке», выступил режиссёром на замену, вытащив проект, который не смог поставить на рельсы Гас Ван Сент. Тот собирался снимать в главных ролях Мэтта Деймона и Хоакина Феникса, но потерпел крах уже на стадии кастинга — найти пару молодых голливудцев в кино о ковбоях-геях, даже на первоклассную драматургию — оказалось сложнее, чем можно было предположить. Ли откровенно повезло с Леджером и Джилленхолом, не только самыми отважными, но и просто лучшими в своём поколении. Получилась одна из самых искренних и безысходных историй любви в истории кинематографа, в которой несколько раз за фильм отчётливо хочется в петлю; триумф каждого звена команды создателей — от хрупкой и возвышенной режиссуры Ли, деликатного сценария и операторской работы Родриго Прието до музыки Густаво Сантаоллала и работы гримёров. За «Горбатую гору» Энг Ли получил свой первый режиссёрский «Оскар».

Студенческий театральный кружок играет в оккупированном Японией Гонконге патриотические спектакли и занимается шпионской самодеятельностью. Труппа забрасывает свою основную актрису (Вэй Тэнг) на передовую — в благородное общество недосягаемого для простых смертных прояпонского чиновника-марионетки, господина И (Тони Люн). Здесь она должна закрепиться в образе его любовницы и, получив доступ к телу, казнить предателя. Операция срывается, когда господин И внезапно уезжает в Шанхай, и возобновляется через четыре года.

Второй (первый был «Крадущийся тигр...») побег Ли к родным пенатам, закрывший вторую голливудскую главу его карьеры, более сложную и головокружительную. Максимально растянув свой режиссёрский диапазон «Халком» и «Горбатой горой», Ли не останавливается и берётся за откровенную — в плане секса — историческо-шпионскую лав-стори на больную для Китая тему. «Вожделение» ещё раз доказывает, что Ли работает с едиными на все фильмы мотивами, достигая при этом своих пиков с самым противоречивым материалом. Здесь он позволяет себе откровенные сексуальные сцены, впервые вылезает из более-менее щадящего двух-с-половиной-часового хронометража и добивается странного пост-эффекта. «Вожделение» похож на капризный цветок, с трудом приживающийся в новом грунте. Если вы вдруг не заснули (секс в фильме явно не помощник), а ваши глаза и уши понимают, какую работу проделали великие Родриго Прието и Александр Депла, но это кино обязательно будет ещё долго расти в вас.

Богом забытая глушь в окрестностях Нью-Йорка, 1969 год. Родители Эллиотта Тичберга (Деметри Мартин), евреи-иммигранты из Минска, владеют мотелем, который в трудные минуты без стеснения называют свалкой. Сын, дизайнер и художник, ломает голову, как капитализировать здешний пасторальный ландшафт, пока на него не сваливается странная делегация с известием, что в соседнем Вудстоке завернули масштабный рок-фестиваль из-за бумажной волокиты. У него же на руках есть разрешение на проведение мероприятия в родном Бетеле, которое он сам себе выписывает, будучи главой местного муниципалитета. Местные сначала бунтуют, что хиппи засыплют город наркотиками и будут по ночам насиловать их животных, но, оценив людской поток, великодушно стригут купоны.

«Штурмуя Вудсток», снятый по мемуарам того самого Эллиота Тичберга, позже переименовавшего себя в Тайбера, обнажает единственную брешь в режиссёрской броне Энга Ли. Он несильно жалует «горизонтальные» сюжеты, ему везде нужна опора на строгую вертикаль — нужен большой герой. Это вышло наружу в не очень удачной «Погоне с дьяволом» и совсем не проявилось в «Ледяном ветре», где режиссёр делает главным любого, кто появляется в кадре. Ли работает по правилам не документа эпохи, но ретро-комедии: в кустах ползает свихнувшийся ветеран Вьетнама с посттравматическим синдромом (Эмиль Хирш), почти на первый план выпирается мускулистый трансвестит (в запомнившемся лучше других образе Лива Шрайбера), нелепые арт-перформансы, обязательный галлюциногенный наркотрип (выруливающий, впрочем, в лютое визионерства уровня «Жизни Пи»). Словом, всё достаточно аутентично, но режиссёр разъезжается в шпагате между двух взаимоистребляющих жанров — комедией и срезом эпохи. Для первого в фильме мало очевидных комедийных хуков, для второго — «духа времени», поданного как-то впроброс и явно отсюда, из нулевых. С другой стороны, это новый — оптимистичный — Ли. Подходить к «Жизни Пи» после «Горбатой горы» или «Вожделения» было бы значительно сложнее.

Сын владельца зоопарка Писин Патель (сам он предпочитает лаконичное Пи) переезжает с семьёй и всеми зверями из Индии в Канаду. Судно попадает в страшный шторм и терпит крушение посреди океана. Юноша оказывается в одной лодке с зеброй, гиеной, орангутангом и бенгальским тигром по кличке Ричард Паркер. Количество фауны быстро уменьшится, и Пи окажется один на один с величественным полосатым хищником, которого, несмотря на всю его неуживчивость, он терять не намерен.

Безусловно, «Жизнь Пи» — кино для IMAX’ов. Но в этой не сказать чтобы благородной компании — зачастую и вовсе нерукопожатной — фильм смотрится деликатесом, а не высококалорийным фаст-фудом, как остальные. Бездонная, как казалось, красота «Крадущегося тигра...» здесь приобретает совсем неприличные масштабы, но глаз не замыливает. Режиссёр оказывается идеальным «неверным рассказчиком», а именно такой нужен для экранизации книги Янна Мартела. Ли верит в то, о чём говорит. Кажется, он даже не пытается играть, а точно знает, как пахнет воздух, которым он никогда не дышал. В лучших работах Энга Ли хочется говорить об атмосфере и воздухе, а не о золотых руках и сердце режиссёра. Чтобы это окончательно сформулировать, потребовался самый невозможный, неподъёмный для экранизации материал — два часа мытарств в одной лодке с тигром. Визуальная роскошь картины могла бы оказаться только блестящим фасадом, но Ли подкрепляет это верой в каждое слово, из-за чего даже такие банальные истины, за которые в авторском кино давно морды бьют (вроде «самое главное — не терять надежду»), не успевают испариться, набирая необходимый вес. После «Жизни Пи» в голову лезут две вредные мысли: о том, что про Ноя можно было снять совсем другое кино, и о том, что главный «Оскар» за индийский колорит следовало придержать до 2013 года, а не портить им хорошего английского режиссёра.